Пей свою чашу, говорила она себе, ожидая отца. Ее содержимое безобразно на вкус, и все же ты должна испить ее. Пришло время, Франни. Испей же ее, каждый глоток.
Стью Редмен был здорово напуган.
Он выглянул в зарешеченное окно своей новой комнаты в Стовингтоне, штат Вермонт, и то, что он увидел, было маленьким городком со всеми принадлежащими маленькому городку атрибутами, присущими западной части Новой Англии — Грин Маунтинс.
Испуган же он был потому, что все это напоминало скорее тюремную камеру, чем больничную палату. Он был испуган, потому что Деннингер исчез. Он не видел Деннингера с тех пор, как его перевели из Атланты сюда. Дейтц тоже не появлялся. Стью решил, что, наверное, Деннингер и Дейтц заболели или даже мертвы.
Кто-то ошибся. Или же болезнь, завезенная Чарли Д.Кампионом, оказалась более заразной, чем можно было ожидать. В любом случае, думал Стью, каждый, кто соприкоснулся с болезнью, подцепит этот чертов вирус, который врачи называют «А-прим», или суперпневмония.
Здесь его продолжали обследовать, но безрезультатно. Организм Стью будто издевался над врачами, демонстрируя полную невосприимчивость к вирусу.
Конечно, это было не самое худшее. Самым худшим было оружие. Теперь медсестры, берущие у Стью анализы крови или мочи, заходили в палату только в сопровождении солдата, вооруженного ружьем с пластиковыми пулями. Ружья были армейского образца, 4-го калибра, и Стью не сомневался, что, если ему захочется повторить ту же шутку, которую он проделал в отношении Дейтца, первый же выстрел навсегда отучит его не только шутить, но и дышать.
Плохо быть подопытным кроликом. Еще хуже жить под постоянной охраной. Но жить под постоянной охраной и быть при этом подопытным кроликом — это очень плохо.
Теперь каждый вечер Стью с нетерпением ожидал шестичасовых новостей. Ежедневно передавалась информация об охватившей страну страшной болезни. Усталый доктор из Нью-Йорка обвинил в эпидемии русских. При этом он дал довольно странный совет: «Рекомендую всем, кто почувствовал себя плохо, лечь в постель, расслабиться, принять аспирин, чтобы сбить температуру, и пить побольше жидкости.»
Ведущий при этих словах саркастически улыбнулся.
Солнце спускалось к горизонту, осветив все вокруг желто-оранжевым светом. Хуже всего Стью чувствовал себя ночью. Ночью человек острее, чем днем, ощущает одиночество. Стью казалось, что он окружен автоматами, сосущими из него кровь. Он опасался за свою жизнь, хотя все еще был вполне здоров. Он даже поверил, что не заболеет Этим, чем бы Это ни было. Но остаться одному, без друзей и знакомых, которых, по-видимому, уже нет в живых…
Стью размышлял о том, возможно ли бежать из этого места.
Прибывший 24 июня Крейтон нашел Старки у монитора, расхаживающим, заложив за спину руки. На правой руке Старки тускло сверкало кольцо, и Кейтону внезапно стало жаль старика. Уже десять дней Старки держался на таблетках и был близок к обмороку от полной потери сил. Но, подумал Крейтон, если его выводы по поводу телефонного звонка верны, у Старки наступило самое страшное — безумие.
— Лен, — изобразив удивление, сказал Старки. — Рад тебя видеть.
— Я тоже, — с легкой улыбкой сказал Крейтон.
— Тебе ведь известно, кто это звонил.
— Значит, это действительно был он?
— Да, Президент. Мне поверили. Эти грязные старейшины мне поверили. Конечно, я знал, что это произойдет. Но оно все еще внушает страх.
Лен кивнул.
— Итак, — сказал Старки, проведя рукой по лицу, — дело сделано. Теперь твоя очередь. Он хочет, чтобы ты как можно скорее вылетел в Вашингтон.
— Если так, то вся страна должна стать перед тобой на колени.
— Мне было трудно, Лен, но я сдержал это. Я смог сдержать это. — И, подумав, добавил: — Но без тебя мне не удалось бы этого сделать.
— Значит, мы постепенно отходим на исходные позиции?
— Хорошо сказано. Теперь слушай внимательно. Есть один очень важный момент. Первое, что ты сделаешь, — повидаешься с Джеком Кливлендом. Он знает, что нужно сделать, и знает, как это сделать быстро.
— Не понимаю, Билли.
— Мы должны предусмотреть худшее, — сказал Старки, и по его лицу пробежала гримаса боли. — Сейчас вирус вышел из-под контроля. Он поразил Орегон, Небраску, Луизиану, Флориду. Единичные случаи зарегистрированы в Мексике и Чили. Когда мы покидали Атланту, мы потеряли троих великолепно экипированных людей. Везде за собой мы возим этого мистера Стьюарта «Принца» Редмена. Ему неоднократно инъецировали вирус, хотя он даже не подозревает об этом. Но он все еще жив и здоров. Объяснить это невозможно. Если бы у нас было шесть недель, мы бы смогли найти объяснение, но не нашли. Ситуация требует нового подхода. У Кливленда есть восемь мужчин и двадцать женщин в СССР и от пяти до десяти человек в каждой из европейских стран. Не знаю только, сколько у него людей в Красном Китае. — Губы Старки вдруг задрожали. — Когда сегодня днем увидишь Кливленда, тебе нужно сказать ему только одно: «Рим пал». Не забудешь?
— Нет, — покачал головой Лен. — Но неужели ты действительно думаешь, что они пойдут на это? Эти мужчины и женщины?
— Они просто будут считать, что действуют во имя безопасности страны, не зная сути дела. Вот и все. Разве не так, Лен?
— Да, Билли.
— И если положение вещей от плохого изменится к… еще худшему, никто ничего не узнает. Голубой Проект неисчерпаем, мы в этом уверены. Новый вирус, мутация… нашим противникам просто не хватит времени, чтобы сориентироваться. Внезапность и только внезапность, Лен.
— Да.
Старки вновь взглянул на мониторы:
— Много лет назад моя дочь подарила мне сборник стихов человека по фамилии Йетс. Она сказала, что каждый военный должен читать Йетса. Мне казалось, что это она так шутит. Ты слышал когда-нибудь о Йетсе, Лен?
— Кажется, да, — ответил Крейтон, соображая, что Старки, видимо, переиначил фамилию Ейтс. Или еще какую-нибудь?..
— Я прочел каждую строчку, — сказал Старки, вглядываясь в безмолвную панораму кафетерия на мониторе. — Не стоит быть слишком предубежденным. Многого я не понял — мне даже показалось, что автор безумен, — но я все прочел. Прекрасные стихи. Не всегда рифмованные. Но в книге есть одно стихотворение, которое я никогда не смогу выбросить из головы. В нем будто описана вся моя жизнь. Он написал, что все проходит. Он написал, что невозможно удержать равновесие. Я понимаю, что он хотел сказать этим, Лен. И я принял это всем своим сердцем.
Крейтон молчал. Ему было нечего сказать.